Джайлс и Эванс даже не пытались скрыть своё преступление. Когда отец Томаса нашёл их, они стали надсмехаться над ним, утверждая, что они имели полное право похитить его сына.
В некоторой степени они были правы. Будучи руководителем королевского детского хора, Джайлс имел право принуждать молодых певцов к участию в нём. Королева Елизавета разрешила ему принимать в хор столько детей, сколько нужно, находя их в соборах, коллегиях, приходских церквях и прочих местах и забирая их добровольно или против воли. В соответствии с этим приказом, хороших певцов забирали из церковных хоров по всей стране и отвозили в столицу. Поскольку у Джайлса было королевское разрешение, похищение Клифтона считалось вполне законным.
Король и королева Англии хотели наслаждаться творениями самых талантливых музыкантов в стране, однако Джайлс и его партнёр Эванс рассматривали это как бизнес: они привлекали таланты на сцену театра «Блэкфрайерс» и брали деньги с обеспокоенных родителей. Как пишет Джеймс Форс в книге «Искусство и бизнес: коммерческие и политические влияния в елизаветинском театре»: «Столкнувшись с нехваткой денег и возможностью потерять всё, что у них было, они, скорее всего, искали способ превратить королевские комиссионные в наличные… Родители и руководители хоров молча и безропотно отдавали деньги, чтобы "выкупить" контракт своих сыновей или учеников и поддержать финансово театр Генри Эванса».
Однако Джайлс и Эванс допустили роковую ошибку, выбрав Томаса Клифтона. Его отец был дворянином, чьи связи позволили ему довести дело до суда Звёздной палаты. Кроме того, Томас не умел петь, поэтому вряд ли можно было сказать, что Джайлс и Эванс действовали в интересах Её Величества.
Джайлс и Эванс проиграли дело, и Эванс был вынужден уехать из города. Джайлсу повезло больше; его восстановили в должности в 1626 году, но с одной оговоркой: ни одного из завербованных им мальчиков нельзя было использовать в качестве «комедиантов или актёров», поскольку «не подобает тем, кто поёт хвалу Всемогущему Богу, упражняться или участвовать в таких непристойных и нечестивых делах».
Этот случай был исключением, а не правилом — редким моментом, когда королевская власть была поставлена под сомнение. Более того, если бы Томас был хорошим певцом, Джайлс и Эванс могли бы выиграть дело. Всё, что они делали — похищение, угрозы насилия — считалось абсолютно законным.
Чтобы понять это, мы должны взглянуть на то, как елизаветинцы рассматривали концепцию детства. Как пишет Шехзана Мамуджи, ребёнка в ту эпоху считали «товаром, которому давали образование и воспитание с целью получения социальной и материальной выгоды».
Во многих отношениях детство было вопросом силы, а не возраста. Если у вас была собственность, вы могли голосовать уже в двенадцать. Подростков-выходцев из землевладельческого дворянства часто избирали в парламент. С другой стороны, ученик оставался под властью своего учителя до тех пор, пока ему не исполнялся двадцать один год.
В то же время монарх воспринимался как отец, для которого подданный был «вечным ребёнком». Эта теория породила очевидные нелепости; даже убеждённый защитник королевской власти Роберт Филмер признавал, что это. В руках монарха все подданные были «товарной собственностью, которую можно было обменять». Таким образом, имени королевы Елизаветы на приказе было достаточно, чтобы оправдать похищение ребёнка средь бела дня.
