Когда люди думают об Олимпийских играх, они представляют себе сверкающие стадионы, элитных атлетов и всемирную славу. Но они, вероятно, не воображают себе пыльный, хаотичный марафон, который бегут сквозь удушливый воздух, где дикие собаки гоняются за босоногими участниками, кубинский почтальон срывает персики с проезжающих автомобилей, а победитель подкрепляется бренди, яичным белком и крысиным ядом. Тем не менее, именно такое зрелище развернулось на Олимпиаде 1904 года в Сент-Луисе.
Америка впервые принимала Игры — и это событие едва не стало последним для олимпийского движения в стране.
Предполагалось, что это мероприятие станет грандиозным празднованием столетия прогресса, прошедшего со времен «Покупки Луизианы» — великолепным союзом спорта и зрелищ, проведенным параллельно с Всемирной выставкой, более известной как Сент-Луисская ярмарка. Сама ярмарка была колоссальной демонстрацией американской гордости и инноваций. Однако она также была насквозь пропитана духом империализма, с экспонатами, призванными показать мнимое превосходство Западной цивилизации. Олимпийские игры, поглощенные этой атмосферой, превратились из праздника атлетического мастерства скорее в некий побочный аттракцион среди фанфар духовых оркестров, колес обозрения и криков балаганных зазывал.
Французский историк Пьер де Кубертен, возродивший современные Олимпийские игры менее чем за десять лет до этого, позже назвал Сент-Луисские Игры «катастрофой». Его мечта о международном единстве через спорт была низведена до уровня провинциального спектакля, где национализм уверенно победил честную игру, а даже самые серьезные состязания воспринимались как простое развлечение.
Ярмарка, затмившая мечту
Всемирная выставка доминировала в каждом аспекте Олимпиады 1904 года. Посетители, приехавшие ради Игр, обнаруживали, что бродят мимо научных демонстраций, механических чудес и абсолютно гротескных колониальных экспозиций. Организаторы намеренно стерли грань между антропологией и шоу-бизнесом. Нигде это не было так очевидно, как во время так называемых «Антропологических дней», когда организаторы нанимали мужчин из «этнических деревень» ярмарки — включая коренных американцев, африканцев и филиппинцев — для участия в псевдоспортивных состязаниях. Среди них были лазание по намазанному жиром столбу, бросание грязи и «танцы коренных народов». Цель, конечно же, была одна: потешить белых зрителей и усилить стереотипы о «примитивных» народах.
Пьер де Кубертен, наблюдавший за этим издалека, был в ужасе. Он резко высказался по поводу всего происходящего: «Что касается этого возмутительного фарса, он, конечно же, утратит свою привлекательность, когда темнокожие, краснокожие и желтокожие люди научатся бегать, прыгать и метать, оставив белых людей позади». Его слова, конечно же, оказались пророческими.
Старт марафона
Марафон должен был стать главным событием Игр, данью уважения Древней Греции и проверкой выносливости, достойной легенд. Но то, что произошло 30 августа 1904 года в Сент-Луисе, больше напоминало цирковое представление, чем соревнование. Гонка началась в 3 часа 3 минуты пополудни — в самое жаркое время суток. Температура воздуха поднялась выше 32 градусов, а влажность была настолько густой, что, казалось, она просто прилипала к легким. Дистанция в 40 километров (да, именно 40, а не 42) извивалась по ухабистым проселочным дорогам, покрытым пылью, петляя между трамвайными путями, железнодорожными переездами и открытой местностью. Машины, везущие официальных лиц и тренеров, следовали за бегунами, поднимая такие плотные облака пыли, что дышать было почти невозможно. Один из судей позже описал этот маршрут как «самый сложный, по которому когда-либо просили пробежать человека».
Джеймс Э. Салливан, главный организатор Игр, пришел к выводу, что ограничение доступа к воде сделает соревнование более «научным». Он очень хотел изучить влияние обезвоживания, поэтому спортсменам разрешалось пить только в двух точках маршрута: одна была на отметке 9,65 километра, а вторая — на 19,3 километра. Это был невероятно опасный эксперимент, после которого несколько человек оказались в больнице.
Звездный состав
Стартовая линия была заполнена очень разношерстной компанией атлетов и искателей приключений. Среди них были пятеро опытных американских марафонцев: Сэм Меллор, А.Л. Ньютон, Джон Лордон, Майкл Спринг и Томас Хикс. К ним присоединился Фредерик Лорц, 19-летний каменщик, который тренировался, бегая по ночам после долгих смен на работе. Там же был Феликс Карвахаль, невысокий кубинский почтальон. Он месяцами бегал по своей родине, чтобы собрать деньги на дорогу, но, увы, проиграл их все в игорном доме Нового Орлеана. Не сдавшись, он добрался автостопом до Сент-Луиса, появившись на старте в рваных туфлях, рубашке с длинными рукавами и берете. Один из бегунов сжалился над ним и на скорую руку переделал его брюки в подобие шорт.
Десять греческих участников приехали с очень маленьким или совсем нулевым марафонским опытом, а двое мужчин из племени тсвана из Южной Африки и вовсе вышли на старт босиком. Их привезли на ярмарку как часть экспозиции о Бурской войне, и они никогда раньше не участвовали в подобных забегах. Однако, как покажет история, они смогли обойти многих гораздо лучше экипированных конкурентов.
Пыльный старт
Как только прозвучал выстрел стартовый пистолет, бегуны тут же ринулись в удушающее облако пыли. Прошло буквально несколько минут, и жара вместе с пылью стала собирать свою жуткую дань. Уильям Гарсия из Калифорнии рухнул на обочине: у него началось сильное кровотечение. Все дело в пыли, которая буквально разодрала слизистую его желудка. Его срочно увезли в больницу, и он был на волосок от смерти. Сэм Меллор лидировал совсем недолго, но судороги вынудили его остановиться. Джон Лордон не выдержал и его стошнило, после чего он сошел с дистанции. Фред Лорц, который был просто разбит изнеможением, тоже решил сдаться. Однако, заметив одну из машин официальных лиц, он недолго думая залез в нее и проехал 17,7 километра, бодро помахивая зрителям по пути.
Тем временем южноафриканского бегуна Лена Тауньяне преследовала свора диких собак, из-за чего он отклонился от трассы 1,6 километра. Феликс Карвахаль, напротив, казалось, был в прекрасном расположении духа. Он бежал ровно, общался со зрителями на ломаном английском и даже остановился, чтобы украсть пару персиков из кузова грузовика. Позже он затормозил возле фруктового сада и полакомился яблоками. После этого, скрученный ужасными спазмами, он прилег на обочине и немного вздремнул, прежде чем снова продолжить гонку.
Стрихнин и бренди
Томас Хикс, один из фаворитов этого марафона, переживал свое собственное мучение. На отметке 16 километров он умолял своих помощников дать ему воды. Они отказали, вместо этого просто протерев ему рот теплой дистиллированной водой. За 11,2 километра до финиша его команда поддержки приготовила ему необычный коктейль: яичные белки, смешанные с небольшой дозой стрихнина — крысиного яда, который в очень малых количествах работает как стимулятор. Это стало первым задокументированным случаем использования запрещенных веществ в олимпийской истории.
Когда Хикс, пошатываясь, двинулся вперёд, действие яда и жары дало о себе знать. Его лицо стало пепельно-серым, а зрение расплывалось. Тем не менее, когда тренеры сообщили ему, что Фред Лорц был дисквалифицирован, он собрался и заставил себя двигаться дальше. Они дали ему вторую порцию стрихнина и несколько глотков бренди. Тело Хикса отказывало, но его воля была просто неистовой. Один из судей гонки позже написал, что он бежал «механически, как хорошо смазанный механизм», его колени были одеревенелыми, взгляд — отсутствующим, а руки тяжело болтались вдоль тела. У него начались галлюцинации: в один момент он решил, что до финиша осталось еще 32 километра.
Когда он вбежал на стадион, Хикс попытался ускориться, но не смог. Его тренеры, идущие рядом, частично приподняли его над землей, перенося через финишную черту. Ему потребовалась помощь четырех докторов, прежде чем он смог хотя бы говорить. За время гонки он потерял 3,6 килограмма и позже признался: «Никогда в жизни я не бегал по такой тяжелой трассе. Эти ужасные холмы просто разрывают человека на части».
Пока Хикса приводили в чувство, Фред Лорц — тот самый, который проехался в машине — пересек финишную черту раньше и изначально был провозглашен победителем. Когда он вошел на стадион, толпа ревела от восторга. Дочь президента Теодора Рузвельта, Элис, уже собиралась возложить на него лавровый венок и вручить золотую медаль, как вдруг кто-то крикнул, что Лорц жульничал. Восторженные крики мгновенно сменились улюлюканьем. Лорц виновато улыбнулся, заявив, что это была «шутка», но Союз спортсменов-любителей запретил ему участвовать в соревнованиях пожизненно. Позднее этот запрет был отменен после его извинений, и уже через год он смог выиграть Бостонский марафон.
Выживание, скандал и уроки
Только четырнадцать из тридцати двух стартовавших смогли закончить гонку. И те, кто дошел, шатаясь пересекали финишную черту. Лен Тауньяне, несмотря на то, что его с трассы прогнали собаки, смог прийти девятым. Феликс Карвахаль, после своего злополучного фруктового пиршества, занял четвертое место. Томас Хикс был объявлен официальным победителем.
Джеймс Э. Салливан, человек, который отвечал за организацию этого события, позже признал, что эксперимент зашел слишком далеко. «Забег на 40 километров, — сказал он репортерам, — это слишком большое требование к человеческой выносливости… Это нельзя оправдать ничем, кроме как историческими соображениями». Он даже предложил вообще исключить марафон из будущих Игр.
Этого, конечно же, не случилось. Вместо этого фиаско 1904 года стало поучительной историей. Когда следующие Олимпийские игры прошли в Лондоне в 1908 году, организаторы ввели стандартизированную марафонскую дистанцию в 42,195километра, добавили гораздо больше пунктов с водой и внедрили более строгие правила, касающиеся помощи извне. Это был прямой ответ на катастрофу в Сент-Луисе.
Наследие Всемирной выставки
Олимпийские игры 1904 года просто невозможно отделить от контекста Всемирной выставки, которая их принимала. Сама ярмарка собрала почти двадцать миллионов посетителей и представила всем видение американской современности. Но она также как в зеркале отразила колониальное мышление и расовую иерархию того времени. В частности, «Антропологические дни» стали печально известны как ранний и очень яркий пример того, как наука и зрелище использовались для оправдания политики империализма.
Некоторые из участников олимпийского марафона 1904 года
Для спортсменов, которые участвовали в Играх, это был мир, находящийся в состоянии серьезных перемен. Двое бегунов тсвана, по сути, были участниками колониального показа, а не приглашенными олимпийцами. Феликс Карвахаль, обычный почтальон из рабочего класса, стал живым символом того, что спорт способен преодолевать классовые границы. И, конечно, Томас Хикс с его опасной смесью стимуляторов положил начало разговору об этике и выносливости, который будет эхом отдаваться на протяжении всей олимпийской истории.
Для многих бегунов марафон 1904 года стал настоящим переломным моментом. Хикс ушел из спорта вскоре после финиша, признав, что этот опыт едва не стоил ему жизни. Фред Лорц смог искупить свою вину всего через год. Феликс Карвахаль превратился в народного героя Кубы, и позже его даже спонсировало правительство для участия в Играх в Афинах в 1906 году. Когда он не появился, газеты поспешили опубликовать его некролог. Каково же было их удивление, когда через несколько месяцев он вернулся в Гавану! Оказалось, он просто потратил больше времени на дорогу домой.
