Более 80 лет назад, 15 сентября 1921 года, в Новониколаевске (ныне — Новосибирск) по приговору Чрезвычайного трибунала был расстрелян генерал-лейтенант Роман Федорович Унгерн-Штернберг — один из вождей Белого движения в Монголии и Забайкалье.
Барон Унгерн принадлежал к воинственному роду рыцарей и аскетов, мистиков и пиратов, известному со времен Крестовых походов. Семейные легенды уводят его происхождение ещё дальше: к началу Великого переселения народов, к эпохе Аттилы и Нибелунгов, ставшей героическим мифом. Этот потомок крестоносцев родился в австрийском городе Граце 29 декабря 1885 г. (в то время его родители путешествовали по Европе). В Россию он попал лишь двумя годами позднее; семья его жила в Ревеле (сейчас — Таллинн). Это были обрусевшие балтийские немцы, живших тогда в Австро-Венгрии.
Судьба этого исторического персонажа полна парадоксов. Если бы планы генерала, поистине наполеоновские, осуществились, то не исключено, что в Восточной Сибири могла бы до сих пор существовать империя, которую он пытался создать.
Барон Роберт Николай Максимилиан, а по-русски – Роман Федорович, фон Унгерн-Штернберг. Никто тогда и подумать не мог, что этот отпрыск европейского дворянства вознамерится пойти по стопам Чингисхана, а в условиях 20 века поможет Монголии отстоять независимость от Китая.
Гимназистом Роман из-за «многочисленных школьных проступков» пробыл недолго, и в 1896 г. мать отдала его в Морской кадетский корпус в Санкт-Петербурге. Но и здесь он продолжал ходить в «штрафниках» и едва не был отчислен из-за плохого поведения. За год до выпуска, когда началась война с Японией, Унгерн поступил рядовым в пехотный полк, твердо решив уехать на фронт, в Маньчжурию. С японцами он сражался недолго, но все же успел получить чин ефрейтора и солдатскую светло-бронзовую медаль, ставшую первой его наградой за боевые отличия. После окончания войны он возвратился домой и поступил в элитное Павловское пехотное училище. В 1908 г. барон стал офицером Забайкальского казачьего войска и снова отправился на Дальний Восток. Там он превратился в выносливого и лихого наездника, отчаянного дуэлянта. По словам людей, знавших Унгерна лично, его отличали необыкновенная настойчивость, жестокость и инстинктивное чутьё.
Имя барона быстро обросло легендами о разных эксцентрических его выходках. Так, однажды, заключив пари с товарищами по полку, Унгерн, не зная местности, верхом, без дорог, проводников, провианта и имея лишь винтовку с патронами проехал порядка шести сотен верст по тайге от Даурии до Благовещенска и при этом переправился на своем коне вплавь через полноводную Зею. В оговоренный срок барон уложился и пари выиграл.
У рубежей Монголии и Китая сотник Унгерн, с детства мечтавший о ратных подвигах и славе своих крестоносных предков, но при этом давно увлекавшийся Востоком и заявлявший что он — буддист в третьем поколении, пытался, ещё до начала Великой войны, основать орден Военных буддистов — для борьбы со «злом революции». В 1913-м амбициозный барон оказался в холмистых степях Западной Монголии, где действовали отряды легендарного разбойника и странствующего монаха, знатока тантрической магии Тибета Джа-ламы, сражавшиеся с войсками китайской республиканской армии за город Кобдо. Но русское начальство запрещает ему служить под освященным ритуальной человеческой кровью знаменем Джа-ламы, и примерно через полгода Унгерн, так и не стяжав желанной воинской славы, возвратился домой.
Начало Мировой войны оставшийся не у дел барон встретил с таким же восторгом и воодушевлением. Молодой Унгерн, уже в составе казачьего полка, попал на фронт, где был отмечен за храбрость и героизм. Вскоре он подружился с будущим атаманом Семеновым, который позднее был повешен в СССР после Второй мировой войны как пособник оккупантов и враг советского народа.
На войне барон проявил граничащую с безрассудством отвагу, был ранен пять раз, но всякий раз смерть, оказавшись лицом к лицу с ним, вынуждена была свернуть в сторону. Один из сослуживцев барона вспоминал о нем: «Для того, чтобы так драться, надо или искать смерти, или точно знать, что ты не умрешь».
На фронте Унгерн с его отвагой и фатализмом получил пять орденов, в том числе офицерский Георгиевский крест — за участие в трагическом для русской армии Восточно-прусском походе, и, в сентябре 1916 года, чин есаула — за дерзкие вылазки во вражеские тылы, однако так и остался командиром казачьей сотни: его начальники, генерал Крымов и полковник Врангель (тот самый) «повышать» отчаянного барона боялись.
В 1917-м за избиение комендантского адъютанта, не предоставившего Унгерну квартиру, он был отчислен из действующей армии «в резерв чинов». Августом того же года Унгерн примкнул к мятежу Корнилова, а осенью, после его подавления, вместе с другими казачьими офицерами отправился на Восток, к Байкалу, затем — в Маньчжурию, превратившись в одно из главных действующих лиц эпопеи своего фронтового друга атамана Семёнова, ставшего правителем восточных окраин России.
После Октябрьской революции вместе с Семеновым фон Унгерн оказывается в Забайкалье, где они формируют отряды из бурятов и монголов для борьбы с красными. Параллельно барон ведет активную дипломатическую переписку с монархистами России, Монголии, Тибета, Манчжурии, Китая о создании транссибирской империи. В воображении человека, который знакомится с биографией барона фон Унгерна-Штернберга, может сложиться поистине сюрреалистическая картина: русский дворянин германских кровей, антисемит по убеждениям и садист по натуре, собирает армию из представителей азиатских народов, чтобы восстановить империю в России.
Дикий барон, произведенный Семёновым в генерал-майоры, установил в Даурии режим личной власти феодального типа с системой жестоких наказаний и казней для всех, независимо от рода и звания. Эта территория, отгороженная от остального мира барьером суеверного, почти мистического страха перед её хозяином, стала как бы первой провинцией будущей державы Востока. Под эгидой Семёнова и Унгерна в Даурии проходили панмонголистские конференции, было создано правительство «Великой Монголии», которое возглавил Нейсе-геген, «живой бог» одного из ламаитских монастырей. Впрочем, никакой реальной власти это сфабрикованное «военными буддистами» «правительство» не имело.
В августе 1919-го, при очередном наезде в Харбин, даурский барон женился на маньчжурской принцессе «династической крови», родственнице свергнутых императоров. Это усилило авторитет Унгерна в глазах азиатцев; монгольская аристократия поднесла ему титул «вана» — князя 2-й ступени. С осени того же года барон и атаман начали готовить поход на Ургу, столицу Внешней, или Халха-Монголии, правительство которой от участия в панмонгольском движении уклонилось и, хотя и не без нажима со стороны пекинских властей, призвало в страну китайскую оккупационную армию.
Как последователь буддизма барон знал, что нельзя обрести освобождение без гуру. Кто был духовным наставником Унгерна, мы не знаем. Однако свидетельства говорят, что Роман Федорович никогда не действовал, не посоветовавшись с окружавшими его ламами. Даже формальные номера приказов командира Азиатской конной дивизии тщательно выверялись нумерологическими расчетами лам. Вряд ли гуру следует искать в окружении фон Унгерна-Штернберга. Подлинный духовный наставник находился, скорее всего, далеко от Унгерна: может быть, в каком-нибудь монгольском монастыре, может быть, вообще в Тибете.
Ламы-консультанты же, по всей вероятности, были представлены к Унгерну его «сенсеем». Именно приказом учителя можно объяснить то, что осенью 1920 года Азиатская конная дивизия Унгерна сорвалась с «насиженного» места в Забайкалье и совершила свой знаменитый рейд в Монголию. Известно, что монгольский правитель и первосвященник, «живой Будда» у монголов, Богдо-гэгэн VIII, находясь под китайским арестом, тайно переслал барону послание с благословением на освобождение Урги от китайцев.
В августе 1920-го Унгерн перебазировал свою дивизию из Даурии на запад — в городок Акша, откуда открывался более короткий и прямой путь на Ургу. Однако ненависть к большевизму толкнула его на усиление конфронтации с красными. Барон начал боевые действия против войск советской Дальневосточной республики, но соотношение сил уже тогда было не в его пользу. В начале октября, теснимый численно превосходящим противником, Унгерн с несколькими сотнями всадников растворился в северомонгольских степях. За этим кондотьером Гражданской войны шли преступники, которым ни при каком режиме нельзя было надеяться на пощаду, слабовольные, страшившиеся побега, и подобные ему самому конкистадоры Евразии, авантюристы-мечтатели, ласкаемые имперскими ветрами.
Отношения между Семёновым и Унгерном в Забайкалье были похожи на отношения между Далай- и Панчен- (или же Таши-) ламами в Тибете. Первый являлся официальным главой светской власти, второй — хранителем священной доктрины. Унгерн, конечно, не был авторитетом для ламаистской церкви, хранимая им доктрина была не столько религиозной, сколько политической с приставкою «гео». Сущность её — «крестовый поход» против Запада, источника революций, силами «жёлтых», азиатских, народов, не утративших, подобно народам белым, своих вековых устоев, для реставрации свергнутых монархий и утверждения на всем Евразийском континенте «жёлтой» культуры и «жёлтой» веры, буддизма ламаистского толка, призванного, по мнению барона, духовно обновить Старый Свет. С этой целью Унгерн хотел создать державу, которая объединит кочевников Востока от берегов Индийского и Тихого океанов до Казани и Астрахани. Её исходным ядром должна была стать Монголия, опорой и «центром тяжести» — Китай, правящей династией — дом Циней, сметенный так называемой Синьхайской революцией 1911–1913-го годов.
Отряд Унгерна материализуется близ Урги, к изумлению засевших в столице Халхи «гаминов» — солдат и офицеров китайской республиканской армии. Последовало два отчаянных штурма, но силы были слишком неравными: скудно экипированной дивизии унгерновцев, насчитывавшей менее 1000 всадников при 4-х орудиях и десятке пулемётов, противостоял 12-тысячный, хорошо вооруженный и снаряженный экспедиционный корпус с мобильной артиллерией и огромными запасами всего, что необходимо для военной кампании: от патронов до продовольствия. Кроме того, под ружьё было поставлено до трех тысяч ополченцев из числа китайских колонистов, живших в Урге. Понеся существенные потери, Унгерн отошел в восточную часть Монголии, туда, где уже весной 1920 г. развернулась партизанская борьба с китайскими оккупантами и где располагалось историческое ядро империи Чингисхана…
Под его знамена стекались русские, буряты, монголы — князья со своими воинами и простые скотоводы-араты, буддистские священники и монахи. Даже владыка Тибета — Далай-Лама XIII, объявивший барона борцом за веру (китайцы запретили ламаистские богослужения и арестовали «живого Будду» — ургинского первосвященника и правителя Монголии Богдо-Гэгэна) прислал ему группу своих гвардейцев. Монголы, окружившие Унгерна почётом и поклонением, называли его Цаган-Бурханом, «Богом Войны», и считали воплощением Махакалы — идама, ламаистского божества о шести руках, жестоко карающего врагов «желтой веры».
Пополнив свои полки, демонический барон вернулся к Урге и начал её осаду, несмотря на почти десятикратное превосходство китайцев в живой силе и неисчислимый перевес в оснащённости тяжёлым оружием, другими средствами ведения современных войн. Казалось бы, при таких условиях об успехе нельзя и думать, однако хорошее знание противника спасло барона и его войско. Воспользовавшись ошибками неприятеля, Унгерн провел образцовую кампанию психологической войны по-азиатски и за какие-нибудь два месяца сумел его деморализовать. Главной из ошибок было заключение под стражу Богдо-Гэгэна. Китайские солдаты восприняли его как кощунство и ждали за это кары сверхъестественных сил. Каждую ночь они смотрели на гигантские костры, разжигаемые казаками Унгерна на вершине священной горы Богдо-ула, находившейся к югу от монгольской столицы, полагая, что там приносятся жертвы могущественным духам, которые накажут обидчиков «ургинского Будды». Ламы и лазутчики из лагеря барона распространяли по городу выгодные для него слухи.
Сильным ударом по боевому духу «гаминов» стал визит в Ургу самого Унгерна. В один из солнечных зимних дней он появился посреди осажденной, ощетинившейся штыками, пулеметами и орудийными дулами столицы у дома китайского губернатора Чен И. Приказав одному из слуг держать за повод коня, барон обошёл двор, тщательно его осмотрев, подтянул подпруги и выехал за ворота. Заметив спавшего на посту у тюрьмы китайского часового, он угостил его ударами своего ташура (камышовой трости), растолковал разбуженному солдату, что спать на карауле нельзя и неспешно выехал из города в сторону Богдо-улы. Никакой погони «гамины» организовать не успели. Визит барона посчитали знамением, чудом, также как и похищение — опять среди бела дня, на виду у всего города, унгерновскими агентами, бурятами и тибетцами, слепого Богдо-Гэгэна прямо из-под носа целого батальона китайской стражи. После этого один из генералов противника, Го Сунлин, бежал из осажденной Урги, уведя с собой наиболее боеспособную часть гарнизона — трехтысячный отборный кавалерийский корпус.
На рассвете 2 февраля 1921 года Унгерн пошёл на штурм. Китайцы сопротивлялись яростно — так, как могут сопротивляться лишь обреченные, но нападавшие имели успех повсюду. На следующий день «гамины» обратились в повальное бегство. «Безумному барону» достались фантастические трофеи, в том числе — огромное количество золота и серебра из кладовых двух располагавшихся в Урге банков.
Ургу это — будущая столица Монголии – Улан-Батор. Дивизия Унгерна освобождает из китайского плена и возвращает на трон монарха Монголии – Богдо-гэгэна Восьмого. От него получил титулы цин-вана, князя 1-го ранга, и наивысший, ханский, со званием «Возродивший государство великий батор, командующий», а также право носить монгольский халат-курму священного жёлтого цвета. О бароне нем начали слагать легенды. Любимое восточное одеяние русского генерала хранится в одном из исторических музеев Монголии.
Коронация Богдо-Гэгэна — яркое, исполненное восточного колорита действо, ставшее триумфом Унгерна и Конной Азиатской дивизии. «Бог войны» фактически стал военным диктатором большей части Халха-Монголии.
В 1921 году стало ясно, что белое дело проиграно. Унгерн задумал интервенцию в Советскую Россию в надежде на то, что противники большевизма перейдут на его сторону и помогут ему основать новую империю Романовых от Каспия до Тихого океана.
Однако война с китайцами была ещё не окончена. Масса республиканских войск и беженцев-колонистов докатилась до монголо-русской границы и вернулась к Урге. На стороне китайцев был численный перевес и четкое понимание того, что лишь победа спасёт их от гибели в голодных зимних пустынях. Тем не менее, в ожесточенном сражении под Чойри-Сумэ и нескольких боях меньшего масштаба войска барона разгромили «гаминов» наголову. Бежать удалось немногим, оккупационная китайская армия перестала существовать. Унгерн опять получил большую военную добычу — винтовки, патроны, артиллерию, несколько тысяч пленных и прочее. После этого в Пекине начали всерьёз опасаться, что барон двинется на штурм китайской столицы: до неё от рубежей Халхи, где остановился Унгерн со своими опьянёнными победами всадниками, оставалось порядка 600 вёрст — несколько дневных переходов. Однако вместо этого в начале апреля барон вернулся в Ургу и приступил к подготовке своего последнего похода — в Советскую Россию, к Байкалу.
Войска Унгерна, составлявшие, по разным оценкам, от четырех–пяти до десяти тысяч семисот пятидесяти сабель и штыков, — включая подчиненные ему отряды полковника Казагранди, есаула Кайгородова, атамана Казанцева и другие белопартизанские группы, — выступили в конце мая. С этими ничтожными силами барон бросил вызов огромному государству, режиму, одержавшему победу в Гражданской войне: тотальное превосходство красных его, искавшего подвига и смерти, смущало меньше всего. Унгерн рассчитывал поднять антибольшевистские восстания на Алтае, в верховьях Енисея, в Иркутской губернии, в Забайкалье, надеялся на помощь атамана Семёнова, японской императорской армии.
«В своем собственном сознании барон Унгерн был подлинным аристократом, рыцарем, потомком древних князей, – рассказывает профессор истории из Университета Цинциннати Уиллард Сандерленд (Willard Sunderland), автор книги о бароне Унгерне. – По его убеждению, должный порядок существует, пока миром управляют монархи. Если монарх низвержен, то высший долг его преданных слуг – вернуть ему престол». Однако, продолжает Сандерленд, после первоначального успеха Азиатская дивизия Унгерна начала терпеть поражения от численно превосходящих отрядов Красной армии.
В августе 1921 года, В. И. Ленин в особом послании отметил, что в виновности контрреволюционера и японского шпиона нет сомнений. Ленин потребовал провести публичный суд над Унгерном «с максимальной скоростью и расстрелять», что и было сделано в сентябре того же года.
Семёнов и японцы никакой поддержки наступавшим не оказали. Красная армия вместе с революционными монгольскими частями заняла Ургу и другие важные пункты на территории Халхи, нанесла тяжёлый удар по вторгшимся в Россию отрядам белых. Убедившись в бесперспективности борьбы в Прибайкалье, барон вернулся в Монголию. Но и здесь почва из-под ног «Цаган-Бурхана» уходит: он понимает, что скудные ресурсы страны не позволят ему сколько-нибудь долго сражаться с большевиками. Унгерн решает уйти в Тибет и вместе со своим войском поступить на службу к Далай-Ламе. Для него Тибет был хранилищем священного знания, где-то там располагалась легендарная Шамбала, «подземное королевство» Агарти — страна древних магов, из глубины своих пещер правящих миром. Унгерн ощущал себя орудием их вселенской воли. Однако замысел барона осуществлен не был.
Унгерн в последний год своей жизни открыто декларировал, что его миссия — восстановление империи Чингисхана. Именно по этой причине летом 1921 году он отправился в свой сибирский поход, свой последний рейд. Интересно, что за несколько месяцев он рассказывал, что предчувствует свою скорую смерть и чуть ли не называл точное время. Означает ли это, что Унгерн собирался восстановить империю Чингисхана за фантастически короткий срок? Или это была просто декларация, а сам барон видел свое предназначение в гибели при воплощении нереализуемой амбиции? Давайте послушаем самого Романа Федоровича, который писал в письме одному китайскому генералу: «Сейчас думать о восстановлении царей в Европе немыслимо… Пока возможно только начать восстановление Срединного Царства и народов, соприкасающихся с ним до Каспийского моря, и тогда только начать восстановление Российской монархии… Лично мне ничего не надо. Я рад умереть за восстановление монархии хотя бы и не своего государства, а другого».
Узнав о его намерениях, группа офицеров Азиатской дивизии составила заговор. Ближайший помощник Унгерна, генерал Резухин, был убит, ему самому удалось спастись, но власть над своими полками барон утратил. Возглавившие их заговорщики двинулись на восток, в Маньчжурию, Унгерн же отправился в Монгольский дивизион, единственное подразделение, на преданность которого ещё можно было рассчитывать. Однако монголы, согласно одной из версий произошедших событий, его обезоружили и связали, отдали своему «Цаган-Бурхану» поклоны и оставили его в юрте, а сами умчались в степь.
22 августа связанного барона обнаружил красный разъезд. Конные разведчики доставили Унгерна в штаб советского Экспедиционного корпуса. Затем его переправили в Верхнеудинск, оттуда — в Иркутск, из Иркутска он попал в столицу Сибири — Новониколаевск. Здесь, при огромном стечении публики, 15 сентября состоялся суд. Барон был признан виновным по всем пунктам обвинения и приговорён к смерти. Вечером того же дня стрелковый взвод привел приговор в исполнение.
Троцкий, который возглавлял Реввоенсовет, хотел провести суд в Москве, на глазах «всех трудящихся». Однако «красные сибиряки» уговорили своих «старших братьев» провести трибунал в Новониколаевске (ныне Новосибирск). Остается тайной, почему Троцкий и Ленин так легко отказались от желания показать «шоу» с «кровавым бароном» на «большом московском экране».
Легенда об Унгерне продолжала существовать: вскоре среди монголов распространились слухи о том, что он якобы остался жив и нашел убежище в буддийском монастыре. В некоторых монгольских сказаниях русский барон еще много десятилетий фигурировал под именем «Бог войны».
Личность барона Унгерна сложна и неоднозначна, она (и это не красное словцо) буквально соткана из противоречий. Этот человек родился в культурном центре Европы, но действовал главным образом во Внутренней Азии; противник эмансипации во всех ее видах, целую страну освободил от чужеземного ига; воспитанник европейской военной школы, возрождал стратегию и тактику Чингисхана; питомец цивилизации Запада, мечтал о том, чтобы наводнить его потоками желтых орд. Чистопородный тевтон, он был наделен чертами типического русского самодержца, восточного сатрапа и ясновидца; «последний рыцарь», выходец из Средневековья, отмечен неизгладимым клеймом «железного», XX века; реакционер-монархист, непримиримый борец с Революцией, сам являлся пассионарием — носителем революционной идеи, только с обратным знаком, и поднял восстание против современного мира.
Фон Унгерн-Штернберг стал (не мог не стать) героем или антигероем сотен, если не тысяч, произведений: от стихотворных баллад и романов до кинофильмов и театральных пьес, от философских эссе и академических исследований до легкомысленных газетных заметок и сомнительных мемуаров (в последнее время появились даже компьютерные игры, одним из главных героев которых является барон Унгерн); самые различные литераторы — от Оссендовского, Несмелова и Хейдока до Маркова, Вудса, Юзефовича и Пелевина — обращались к образу «даурского крестоносца». Но всё, что о нём написано, является, подобно верхушке айсберга, лишь частью Унгернианы. То, что пером не схвачено, составляет не менее значительный её пласт, пополняемый новыми и новыми мифами.
…О бароне помнят и в Европе, и в Азии. Он всё ещё скрывается в её бескрайних просторах, ожидая исполнения завещанных сроков. Летом — в раскаленных ветрах, зимой — в колючих буранах, проносится над пустыней Гоби фигура исполинского, закованного в броню всадника с вороном на плече…
После известия о казни барона правитель Монголии Богдо-гэгэн отдал приказ провести службы по Унгерну во всех монгольских храмах. Правда, не все верили, что барон погиб. Например, многие местные буддийские ламы прямо потешались над известием о расстреле: разве можно убить Махакалу обычной пулей?
Так, ходили слухи, что красные поймали совсем другого, похожего на фон Унгерна-Штернберга, человека, а сам освободитель Монголии ушел в один из тибетских монастырей, где медитирует и читает так называемую тайную мантру, ведущую к нирване.
А некоторые говорили, что Унгерн нашел путь в таинственную страну Агарти и ушел туда с самыми преданными соратниками — на службу к «царю мира». Наступит день, когда зло окончательно воцарится в мире, и в этот момент на сцену выйдет конная дивизия Романа фон Унгерна-Штернберга, чтобы нанести смертельный удар силам зла. Кстати, день смерти Унгерна проанализировал и астролог в том самом индийском журнале из 1950-ых. Так вот — на 15 сентября 1921 года, согласно гороскопу барона, в так называемом «доме смерти» соединились сразу четыре планеты: Меркурий, Юпитер, Сатурн и «призрак» Раху. Все это указывало, по мнению звездочета, что фон Унгерн-Штернберг все-таки покинул этот мир именно в тот момент. Правда, тогда же в «доме врагов» соединились Солнце и Марс, главная планета в гороскопе барона. Это комбинация говорила, по мнению астролога, что Роман Унгерн не пассивно принял смерть, а, скорее всего, погиб в бою. Но разве можно доверять астрологам?..
