В середине 70-х годов, после ухода американцев из Юго-Восточной Азии, мировая общественность узнала что такое «вьетнамский синдром». Это вовсе не означает, что до этого человечество не вело никаких войн, а участники боевых действий не подвергались посттравматическому стрессовому расстройству (ПТСР).
В Советском Союзе очень долго делали вид, что «сверхмощное негативное воздействие на психику» возможно только в государствах, где царят хищнические нравы империализма.
Такая лживая пропаганда имела успех до вывода советских войск из Афганистана.
Большинство советских людей плохо себе представляли, что кроется за словами «исполнение интернационального долга».
Задолго до этого, отечественные идеологи в категоричной форме отказывались признавать наличие такого синдрома у солдат, прошедших Великую Отечественную войну.
Все проявления ПТСР, как во время, так и после войны, либо замалчивались, либо передавались в ведение военных трибуналов, без привлечения медиков, поскольку психология, как наука, сильно раздражала товарища Сталина.
Один из таких случаев произошел в 1944 году, на кубанском аэродроме, где поздно ночью приземлились два истребителя из 4-й воздушной армии Северо-Кавказского фронта.
Капитан Камозин с товарищем, доложив командиру авиаполка о своем возвращении, направились в сторону полевой кухни.
Столовая давно уже не работала, но офицеры, остервенело стуча в закрытую дверь, наконец, увидели заспанную физиономию повара, который нагло заявил, что «продуктов нет и не будет до завтрашнего утра».
Оттолкнув кашевара, летчики прошли в помещение и увидели на плите огромный чан с кипящим борщом, а под лавкой нашли баулы с утаенными припасами.
Дальнейшее стало известно из рапорта капитана Камозина, целиком взявшего всю вину на себя, отгородив, таким образом, своего товарища от уголовного преследования.
Оба пилота, избив зарвавшегося кулинара, бросили его в кипящий котёл и, не обращая внимания на нечеловеческие вопли, закрыли крышку, придавив ее весом своих тел.
Человек заживо сварился в течение минуты, после чего офицеры, взяв по банке тушенки и буханке хлеба, спокойно ушли в свою палатку.
Вопиющий случай самосуда выглядел настолько дико, что не доложить о нем никто не осмелился, и очень скоро дело дошло до Кремля.
Товарищ Сталин, как Главнокомандующий, прекрасно понимал, что оставить без должного наказания такую зверскую жестокость невозможно, тем более что военнослужащих нещадно карали и за меньшие преступления.
Однако, с одной стороны, он видел исключительно положительные характеристики Павла Камозина, принявшего свой первый воздушный бой 23 июня 1941 года.
Особо подчеркивалась его скромность в быту, несмотря на обилие правительственных наград.
За это время, отважный пилот был три раза ранен, но всегда возвращался в строй раньше положенного срока и дважды удостоился звания Героя Советского Союза, получив у немцев прозвище «Зверь».
«Внимание! В небе Камозин, по прозвищу Зверь!» - передавали друг другу немецкие пилоты.
На другой чаше весов был вороватый повар, которого – останься он в живых – следовало отдать под трибунал за несоблюдение субординации и хищение государственного имущества.
Немного поразмыслив, Главный Психоаналитик страны наложил письменную резолюцию: «Летчика от полетов не отстранять. В звании и должности не повышать».
Павел Михайлович Камозин, лично сбивший 35 вражеских самолетов и одержавший 4 групповые победы, встретил 9 мая в госпитале.
После войны, не имея шансов на продвижение в военно-воздушном флоте, он до конца жизни работал в гражданской авиации.
Вряд ли даже сегодня, несмотря на развитие судебной психиатрии, кто-нибудь сможет дать однозначную оценку его поступку.